Обсуждение проблем политической экономии в Китае во время дискуссий 1957 г.

О. Н. Борох

ОБСУЖДЕНИЕ ПРОБЛЕМ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ В КИТАЕ ВО ВРЕМЯ ДИСКУССИЙ 1957 г.

Изменение траектории социально-политического развития Китая после 1949 г. оказало глубокое воздействие на весь комплекс общественных наук, включая экономическую науку. В начале 1950-х годов развернулось широкое заимствование советских научных работ и учебников, создавалась унифицированная база для исследования и преподавания политэкономии. Наибольшее влияние на экономическую науку КНР оказали увидевший свет в 1952 г. перевод работы И. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» [1] и опубликованный в 1955 г. перевод советского учебника политэкономии [2].

В первой половине 1950-х годов китайские исследователи не пытались открыто поставить под сомнение советский опыт, их усилия были сосредоточены на выявлении особенностей экономики Китая. Стимулом для обсуждения недостатков официальной политэкономии стала провозглашенная китайскими властями в 1956 г. политика «расцвета ста цветов и соперничества ста школ». Высшей точки свободные дискуссии достигли весной 1957 г., когда около месяца в Китае звучали критические выступления интеллигенции по широкому кругу проблем.

Инициатором переосмысления положения в экономической науке стал профессор экономического факультета Пекинского университета Чэнь Чжэньхань, принадлежавший к Демократической лиге — политической партии, действовавшей в качестве союзницы правящей Компартии под ее руководством. В 1929-1936 гг. он учился в Нанькай-ском университете (г. Тяньцзинь), занимавшем в республиканском Китае лидирующие позиции в области экономической науки. Докторскую степень Чэнь Чжэньхань получил в Гарвардском университете в 1940 г. за исследование хлопкопрядильной промышленности в США, во время войны с Японией он вернулся в Китай для продолжения научной и преподавательской работы.

Еще в 1956 г. Чэнь Чжэньхань заявил, что догматизм сделал официальное обществоведение «бесполезным», и призвал уделять больше внимания ценным элементам «буржуазных» наук. Он также заметил, что китайская интеллигенция трудится на пределе своих возможностей, поскольку вынуждена тратить силы на общественную работу, идеологическую учебу и участие в кампаниях перевоспитания в ущерб научным исследованиям. Призыв к ориентации на уровень мировой науки Чэнь Чжэньхань обосновал ссылкой на отсталость общественных наук в СССР, отмечая, что в советском учебнике политической экономии «в части о социализме нет теории, она пустая»

Ольга Николаевна БОРОХ — канд. экон. наук, ведущий научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН (г. Москва). Окончила социально-экономический факультет Института стран Азии и Африки при МГУ. Сфера научных интересов — история китайской экономической мысли XX в., современная китайская экономическая наука. Автор более 70 научных публикаций.

© О. Н. Борох, 2011

(цит. по: [3, с. 649]). Он усомнился в научной состоятельности советской политэкономии и ее пригодности для решения практических задач экономического строительства, полагая, что за четыре десятилетия в СССР вместо экономистов были подготовлены лишь преподаватели-пропагандисты и защитники социализма (см.: [3, с. 385]).

В мае-июне 1957 г. Чэнь Чжэньхань несколько раз обсуждал ситуацию с коллегами по факультету Ло Чжижу и Сюй Юйнанем (оба также были членами Демократической лиги Китая). Ло Чжижу получил степень доктора экономики в Гарварде, а Сюй Юй-нань — в Кембриджском университете. Во второй половине 1940-х годов Сюй Юйнань начал переводить на китайский язык «Общую теорию занятости, процента и денег» Дж. М. Кейнса. Участниками обсуждения были еще три экономиста, также принадлежавшие демократическим политическим партиям, — заместитель министра почты и телеграфа Гу Чуньфань, заместитель директора Института экономики Академии наук У Баосань, получивший докторскую степень в Гарвардском университете, и проректор школы кадров главного управления Народного банка Китая Нин Цзяфэн (магистр экономики Лондонского университета). Совместно они подготовили несколько вариантов текста, озаглавленного «Наши некоторые мнения относительно современной работы в экономической науке» [4, с. 123-133], который был предназначен для публикации в газете «Гуанмин жибао», ставшей весной 1957 г. трибуной для выражения критических мнений и новых идей. Авторы не успели обнародовать «Мнения...» во время непродолжительного периода открытых дискуссий. В качестве «негативного материала» несколько вариантов текста, в том числе исключенные авторами фрагменты, были опубликованы в ведущем академическом экономическом журнале «Цзинцзи яньцзю» и впоследствии перепечатаны в сборниках материалов по критике взглядов «правой» интеллигенции [3, с. 778-789].

Шесть экономистов о недостатках официальной политэкономии

Авторы «Мнений... » заявили, что работа китайских экономистов приобретает особую практическую важность, поскольку классики марксизма-ленинизма не оставили готовых планов создания социалистической экономики, которые подходили бы для всех стран и народов. Хотя после образования КНР достигнуто немало успехов, многие результаты были получены в процессе поисков, при этом недостаточное знание объективных экономических законов вело к тому, что в сферах экономики и финансов «заимствовали готовые советские решения или же обращались к старому опыту». В черновике первого варианта «Мнений...» упреки в адрес экономической политики государства были более резкими — перенос советского опыта был назван «слепым», утверждалось, что Китай шел по пути «проб и ошибок», в этом процессе проявлялся «субъективизм, действовали вслепую, не следовали объективным экономическим законам, да и не знали, какие есть законы, которым можно следовать» [4, с. 123].

Причину неудач авторы «Мнений... » увидели в отрыве экономической практики от экономической науки, которая «фактически остановилась на младенческом этапе, кроме догматического переноса некоторых вещей из советского учебника в ней присутствует описание некоторых имеющихся институтов». Многие китайские экономисты ощущают «самоунижение», у них «подавленное настроение», некоторые из них считают экономическую науку «бесполезной». Источник этих пессимистических настроений коренится в том, что «большая часть работников экономической науки оторвана от практики, не владеет достаточными исследовательскими материалами, а в области идей долгое время скована догматизмом» [4, с. 129-130].

В «Мнениях... » отмечалось, что «эмпиризм отрицает науку», поскольку экономические работники партийных и государственных структур Китая пренебрегают экономической наукой, видят в ней лишь «бремя и нагрузку, а сами считают себя раздающими подачки и даже владыками» [4, с. 127]. Экономические ведомства не стремятся к сотрудничеству с «буржуазными» профессиональными экономистами, а те, в свою очередь, не имея перед собой практических задач, могут заниматься лишь комментированием текстов и «игрой понятий». Авторы заявили, что «настало время для устранения границ между новым и старым, для укрепления сплоченности партийных и беспартийных работников экономической науки» [4, с. 132]. В качестве отдельной проблемы, влияющей на развитие экономической науки в КНР, было выделено неоправданное засекречивание чиновниками экономической информации. В «Мнениях... » содержался призыв открыть данные по объемам банковских вкладов, кредитов и эмиссии, поскольку доступность этих сведений поможет исследователям точнее уяснить положение в экономике и сформулировать предложения для властей [4, с. 128].

Сославшись на провозглашенный в Китае в период «ста цветов» тезис об изучении идеалистических течений для последующей критики с позиций официальной идеологии, авторы «Мнений... » указали, что в экономических кругах уже развернулась работа по ознакомлению с «важными буржуазными экономическими учениями, такими как кейнсианство» [4, с. 127]. Например, в Пекинском университете в 1956 г. читали курс по кейнсианству [5, р. 365]. «Это делается для того, чтобы понять и критиковать, но еще никто не поставил такого вопроса: можем ли мы также впитать из этих учений некоторые полезные концепции и методы анализа? Например, “теория мультипликатора” Кейнса — это только математическое понятие, можно ли использовать его для анализа эффективности наших инвестиций? Или есть ли в часто используемых вульгарной экономической наукой “концепциях предельных величин” польза как в аналитических инструментах?» [4, с. 127]. Также было указано на возможность применения в КНР методов и концепций «буржуазной статистики», в частности выборочного метода.

Авторы «Мнений... » считали, что из-за чрезмерного акцента на классовой природе знаний, когда «траву и кустарник принимают за солдат» и повсюду мерещатся враги, буржуазные учения отбрасывают еще до соприкосновения с ними. Во втором варианте текста упоминания об использовании в Китае конкретных западных экономических учений, включая кейнсианство, были сняты. Однако сохранились общие вопросы о возможности критического заимствования методов современной буржуазной экономической науки и ее отдельных аспектов, отразивших, «пусть даже с искажением», реальное положение современного капитализма [4, с. 133].

Другой проблемой для развития экономической науки в Китае было названо распространившееся стремление рассматривать каждую фразу классических произведений марксизма как «драгоценный закон», когда становится возможным лишь слово за словом излагать их наизусть или комментировать наподобие ценимых в китайской культурной традиции древних текстов [4, с. 133]. Авторы отмечали, что многие классические марксистские работы были созданы столетие назад, в них есть лишь предвидение общей тенденции, но нет конкретных прогнозов для современности — об этом свидетельствует пример революции в России, где не было развитого капитализма. Тем не менее в Китае годами никто не осмеливался открыто усомниться ни в одном из положений классиков [4, с. 128].

В «Мнениях...» подчеркивалось, что в марксизме есть вопросы, о которых избегают говорить: «Например, надо ли объяснять покупательную способность (стоимость) денег стоимостью золота, происходит ли непрерывно снижение реальной зар-

платы рабочего класса при капитализме, является ли неизбежным увеличение доли резервной армии труда» [4, с. 133]. Также было отмечено, что в китайских вузах программа преподавания политэкономии капитализма повторяла структуру «Капитала», и данный раздел считали «самым завершенным». Однако, по мнению авторов текста, изложение материала, которое начинается с полностью абстрактной концепции двойственной природы товара, противоречит движению познания от конкретного к абстрактному. Это мешает усвоению экономической науки, но никто не задумывается о том, чтобы изменить в учебниках последовательность изложения раздела о капитализме.

Борьба против «буржуазной реставрации» в экономической науке

Летом 1957 г. китайские власти развернули широкомасштабную кампанию против «правых», нацеленную на критику прозвучавших во время периода «ста цветов» призывов к переменам в области политики и идеологии. Частью этой кампании стало «движение за предотвращение реставрации буржуазных общественных наук», главной мишенью которого были попытки представителей интеллигенции реабилитировать социологию, политологию и другие дисциплины, упраздненные в ходе проведенной властями в начале 1950-х годов реструктуризации вузовских курсов. Особое внимание было уделено критике «Мнений... » как теоретического обоснования восстановления позиций «буржуазной» экономической науки.

С доказательствами невозможности использования в КНР западной экономической мысли, в первую очередь кейнсианства, выступили авторитетные ученые. Среди них был Фань Хун, возглавлявший экономический факультет Пекинского университета. Еще в 1939 г. во время обучения в Кембриджском университете он критиковал Кейнса с марксистских позиций. В 1957 г. Фань Хун заявил, что основные понятия и методы «Общей теории занятости, процента и денег» могут использоваться лишь для подрыва социалистического строительства и попыток реставрировать капитализм, поскольку они нацелены на отрицание превосходства социализма, равно как и марксистских концепций прибавочной стоимости и обнищания рабочих. Ученый подчеркнул, что выдвинутые Кейнсом теории являются классическим примером «мошенничества», используемого капиталистическими магнатами для обмана рабочего класса [3, с. 411]. Был сделан вывод, что исходящий из субъективных желаний монополистических капиталистов метод моделей Кейнса коренным образом отличается от научного метода абстракции Маркса, опирающегося на объективную реальность.

Специалист по денежно-финансовым проблемам Дин Гу, имевший многолетний опыт работы в банковской сфере, заявил, что много раз читал «Общую теорию... » и в прошлом сам был «отравлен» учением Кейнса [3, с. 682]. Он подчеркнул, что с помощью мультипликатора Кейнс стремился доказать, что развитием капиталистической экономики можно управлять. Дин Гу процитировал Сюй Юйнаня, заявившего в одном из публичных выступлений, что кейнсианство позволяет предотвратить кризис и приостановить инфляцию, и сравнившего Кейнса с искусным врачом, которого «можно обвинять в том, что он не использует свое искусство для лечения молодого человека, а идет лечить старого помещика-злодея» [3, с. 682]. Однако Китаю, где экономика развивается по плану и пропорционально, такой врач не нужен, поскольку в стране никогда не будет экономического кризиса, а «хорошему человеку вообще не надо делать укол морфия». Дин Гу заметил, что в КНР производство не стихийно, отсутствует мотив капиталистической прибыли, а временная частичная несбалансированность спроса

и предложения средств производства или предметов потребления может быть урегулирована с помощью больших складских запасов. «Позвольте спросить, откуда возьмется непрерывное взаимовлияние инвестиций и потребления, о котором идет речь в “теории мультипликатора”»? [3, с. 685].

Другие экономисты также указали на неприемлемость мультипликатора в китайских условиях. У Баньнун из Академии наук Китая, получивший степень магистра в Колумбийском университете, подчеркнул связь этого понятия с теорией занятости Кейнса в целом. Приняв мультипликатор, придется также принять концепции предельной склонности к потреблению и предельной склонности к накоплению, а также другие выдвинутые Кейнсом идеи. Но это уже не технический вопрос, поскольку речь идет об угрозе реставрации в Китае буржуазной экономической теории в ее целостном виде. Поскольку в социалистических странах инвестиции, развитие производства, снабжение предметами потребления и распределение рабочей силы осуществляются в соответствии с планом, мультипликатор для анализа эффекта инвестиций попросту не нужен [3, с. 419].

Сян Чун из Народного университета Китая заметил, что, будучи привязанной к динамике, основанной на субъективных желаниях предельной склонности к потреблению, концепция Кейнса противостоит Марксовой теории расширенного воспроизводства [3, с. 424-425]. Тем не менее Сюй Юйнань предлагает для решения проблемы безработицы в социалистическом государстве учитывать роль, которую при государственном инвестировании может сыграть мультипликатор. Но социалистическая экономика опирается на закон планомерного пропорционального развития, в соответствии с которым разрабатывается народнохозяйственный план. Плановые инвестиции государства не могут привести к стихийному увеличению дохода и занятости и тем самым стихийно способствовать развитию производства, как об этом писал Кейнс. По мнению критика, при социализме безработица все равно будет уничтожена, а тезис Сюй Юйнаня лишь смешал границы двух различных систем [3, с. 425].

В «Мнениях... » ставился вопрос и о применимости предельного анализа из «вульгарной экономической науки». У Баньнун заявил, что замена средних величин на предельные может привести к отрицанию марксистской политэкономии и реставрации буржуазной науки. «Если заработная плата равна предельному продукту труда, тогда полностью отрицается самая основная теория марксистской политэкономии о том, что при капиталистическом строе рабочие подвергаются эксплуатации» [3, с. 420]. Сян Чун предположил, что упоминание о предельном анализе указывает на разработанную У. С. Джевонсом и австрийской школой теорию предельной полезности. Она не только противостоит марксистской трудовой теории стоимости, но и пытается с помощью концепции «редкости» скрыть упадок капитализма и явление эксплуатации. Поскольку концепция мультипликатора Кейнса противостоит сформулированному Марксом закону капиталистического накопления и теории расширенного воспроизводства, а предельный подход — трудовой теории стоимости, невозможно согласиться с предложением авторов «Мнений... » рассматривать имеющие классовый характер теории как «метод анализа» или «технику» [3, с. 426-427].

Склонность к осуждению австрийской школы как средоточия заблуждений «вульгарной политэкономии», оказывающей пагубное влияние на развитие экономических знаний в Китае, сформировалась у китайских марксистов еще в 1930-1940-е годы [6, с. 53-54]. Эта тенденция проявилась и в 1957 г. Чэнь Цзигуан критиковал авторов «Мнений... » за попытку поставить новейшие успехи вульгарной экономической науки выше марксистского анализа, который начинается с самого простого фактора — това-

ра. Внешне они выступили лишь против использования в учебниках политэкономии логической последовательности «Капитала». Однако по сути авторы «Мнений... » выдвигают буржуазные теории предельной полезности, предельной производительности, предельного замещения, желая подменить ими строящиеся на «средних величинах» концепции марксизма. Критик напомнил, что еще со времен маржиналистской революции и появления австрийской школы предельный анализ использовался для выступлений против марксизма и трудовой теории стоимости, постольку для доказательства того, что при капитализме нет эксплуатации [3, с. 430].

Авторитетный теоретик-марксист Ван Янань указал, что прецедент унаследования марксистской политэкономией достижений буржуазной экономической науки в виде учений о трудовой стоимости и классовом противостоянии относится лишь к прогрессивному этапу развития капитализма. Теперь современная буржуазная экономическая наука отбросила эти учения, она проповедует идеализм, теории предельной полезности и классовой гармонии, поэтому призывы авторов «Мнений...» критически использовать эту науку для развития марксистской политэкономии и служения социалистическому строительству свидетельствуют о непонимании ими марксизма. В частности, попытка Сюй Юйнаня с помощью «Общей теории...» Кейнса дополнить «устаревший» марксизм показывает, что тот не только не понимает «Капитала», но и не слишком разбирается в «Общей теории... » [3, с. 633-634].

Споры о применимости кейнсианства в условиях социалистического планирования развернулись в переломный момент в развитии экономики КНР. В первой половине 1950-х годов частная экономика существовала вместе с государственной, и в этом контексте еще было возможным обсуждение использования в китайских условиях теоретических концепций рыночной экономики. Однако авторы «Мнений... » недооценили решимость властей к ускорению строительства социалистической экономики. На следующий год после дискуссии, в 1958 г., в КНР начался мобилизационный «большой скачок», лишивший смысла вопрос о применении современных западных теорий при разработке экономической политики.

Дискуссия 1957 г. в контексте становления современной китайской экономической мысли

После кампании критики Чэнь Чжэньханя объявили «правым буржуазным элементом», понизили в должности и зарплате, лишили права писать научные труды и читать лекции. Его перевели в учебный кабинет экономического факультета Пекинского университета для переводческой работы и обработки материалов на английском языке. Ученый прошел через «трудовое перевоспитание» в период «культурной революции». В годы реформ с него сняли ярлык «правого элемента», уже на склоне лет ему удалось создать школу изучения экономической истории в Пекинском университете. Чэнь Чжэньхань умер в 2008 г. в возрасте 95 лет [7, с. 415-416].

Тяжело заболевший Сюй Юйнань ушел из жизни в 1958 г., его перевод «Общей теории... » Кейнса переиздается в Китае и поныне. Ло Чжижу не был объявлен «правым», но ему пришлось отказаться от изучения проблем, связанных с экономической политикой. Перестав публиковать научные статьи, в 1960-е годы он участвовал в подготовке материалов для курса по критике современных буржуазных экономических учений в Пекинском университете. У Баосань (умер в 1999 г.) также сменил сферу исследований, занявшись историей китайской и западной экономической мысли, в годы реформ он приложил значительные усилия для развития этих научных направлений. Гу Чуньфань и Нин Цзяфэн ушли из жизни в первые годы реформ — в 1979 и 1980 гг.

Шести экономистам не удалось добиться поставленных целей. После 1957 г. идеологическое давление на экономические исследования лишь возросло, к полному отрицанию экономической науки капиталистических стран вскоре добавилось негативное отношение к советской политэкономии, объявленной проводником идей «современного ревизионизма». Интеллектуальная самоизоляция превратила политэкономию КНР в «политическую науку, науку комментирования или защиты ошибочного политического курса» [8, с. 92-93]. Отношение к «буржуазным» профессорам с дипломами иностранных университетов стало еще более настороженным. Однако китайская специфика проявилась в том, что жесткая критика не сопровождалась чрезмерно жестокими репрессиями. Профессиональные экономисты были лишены возможности преподавать и вести исследования, но они остались при факультетах как переводчики и консультанты. Их присутствие помогало сохранить представления о научных стандартах и важности изучения зарубежных экономических теорий, что стало одним из факторов быстрого развития экономической науки в КНР в годы реформ.

Изучение материалов дискуссии 1957 г. помогает глубже понять процессы становления современной китайской экономической мысли. «Мнения... » отразили восприятие официальной политэкономии и механизмов взаимодействия власти и науки профессиональными экономистами, получившими образование на Западе, а также обладавшими опытом научной и практической работы в республиканском Китае. Выступления их оппонентов тоже заслуживают внимательного изучения, поскольку наряду с поверхностными политическими обвинениями в них присутствовали теоретические аргументы, а в кампании критики участвовали ведущие китайские ученые того времени. Среди выступивших с осуждением «Мнений.. . » были экономисты, которые через два десятилетия обрели известность благодаря своему вкладу в разработку теории реформ, — Сюэ Муцяо, Сунь Ефан, Ян Пэйсинь и др.

В наши дни китайские ученые стремятся создать целостную картину развития экономической мысли в Китае с начала ХХ в. Они ищут в периоде централизованной плановой экономики 1950-1960-х годов то, что может оказаться созвучным современной ситуации. Взгляды, которые в тот период носили маргинальный характер, но были связаны с профессиональной экономической наукой, теперь воспринимаются как часть мейнстрима и преддверие современного этапа в развитии научных исследований. Содержание выступления шести экономистов остается актуальным в современном Китае, где ученые спорят о связи экономической теории и практики, о пределах заимствования достижений западной экономической науки, а также о месте марксизма и марксистов в системе преподавания экономической теории. Показательно, что «Мнения... » были включены в изданную в 2005 г. антологию классики китайской экономической науки за сто лет [9, с. 398-412].

Авторы «Мнений...» призвали не отвергать целиком современную западную экономическую науку и не копировать слепо советские разработки. Сходные тезисы были высказаны и поддержаны основным течением в экономической науке КНР в 1980-е годы, когда критика «советской парадигмы» разворачивалась на фоне поиска полезных элементов западного опыта ради их использования в интересах Китая. В те же годы возобновилось обсуждение применимости в китайских условиях идей Кейнса, которое продолжается и поныне. В наши дни китайские ученые уделяют значительное внимание проблеме адаптации зарубежных теорий к условиям Китая. И в этом контексте споры 1957 г. о возможности дополнения марксизма западными экономическими концепциями могут быть истолкованы как элементы развернувшегося еще в первой половине ХХ в. поиска путей китаизации мировой экономической науки.

Статья поступила в редакцию 31 марта 2011 г.